Интервью с Марион Раух

Марион, расскажи, когда ты занималась волонтерской деятельностью, в каком проекте?

Я была волонтером с марта 2010 по август 2013 года в детском доме в Павловске. Точнее, первые полтора года я была волонтером, а потом меня взяли на работу педагогом.

Почему ты решила поехать в Санкт-Петербург и стать волонтером?

Это довольно длинная история. Я изучала русский язык в школе. Я уже была в
Санкт-Петербурге в рамках программы по обмену студентами. Но я еще тогда училась,
а потом, поехала в Санкт-Петербург. Учась на последнем курсе университета,
я посмотрела репортаж о благотворительной организации «Перспективы», где участвовала Маргарете (Маргарете фон дер Борх, основательница «Перспектив» -- прим. ред.). Кроме того, я слышала еще кое-что об этой организации от моего знакомого, который также знал кого-то, кто уже участвовал в программе ДСГ (Добровольный социальный год) в «Перспективах». Затем я посмотрела информацию в интернете и поняла, что то, чем занимается организация «Перспективы», действительно здорово, подумала, что нужно просто подать заявку, а не ждать другого времени. Когда люди сначала начинают работать, у них обычно больше не хватает времени на волонтерство.

Но затем ты еще работала там педагогом. Почему ты решила остаться дольше, чем на год?

Я подала заявку на один год, но достаточно быстро поняла, что хотела бы еще остаться.
Я могла уже говорить на русском языке в какой-то степени, а моя группа не смогла бы быстро найти другого волонтера, и тогда я решила, что поработаю полгода, а потом осталась еще на полтора. Затем я продлевала еще два раза.

Трудно ли было переехать обратно в Германию после трех лет проживания в России?

Как только я приехала, мне не хотелось долго сидеть дома, поэтому я сразу же стала искать работу и быстро вернулась к ней. Я думала, что быстро привыкну, но в начале, как я помню, меня часто нервировали люди, которые постоянно жаловались на все, говорили, как здесь, в Германии, все плохо, были недовольные. Многие почему-то волновались из-за самых незначительных вещей и постоянно ревновали к другим, а я всегда думала про себя, что здесь все очень хорошо, так что вовсе не стоит жаловаться

А сейчас ты также работаешь с людьми с ограниченными возможностями или занимаешься чем-то другим в Германии?

Да, до приезда в Россию я изучала в университете олигофренопедагогику, а также участвовала в программе «Добровольный социальный год», работая с людьми с ограниченными возможностями. Сейчас я работаю в учреждениях для детей, находящихся под искусственной вентиляцией легких, которые имеют нарушения разной тяжести.

Ты можешь вспомнить свой первый день в Санкт-Петербурге?

Я до сих пор помню первые дни, когда я сидела дома, потому что мне еще не разрешали работать, так как я не прошла все медицинские обследования, которые были выписаны для приюта. Помню, как я гуляла одна по Санкт-Петербургу, в котором были огромные сугробы в начале марта. Да, все было совсем по-другому, чем я привыкла.

А первые впечатления от детского дома?

Первые впечатления это, вероятно, запах. Наверное, это в любом случае всегда впечатляет, когда заходишь в детский дом. Хотя, когда мы туда зашли, мне был оказан очень теплый прием. Волонтеры-координаторы мне сразу же все показали. Вначале было довольно сложно с языком. Потом меня отвели в группу, и все просто разговаривали со мной по-русски, а я могла сказать только «Привет, меня зовут Марион» и «хорошая погода». Они объясняли мне все по-русски. Сначала я была немного перегружена. Думаю, моим преимуществом было то, что я уже работала с детьми с ограниченными возможностями, поэтому такая работа не была для меня проблемой. Я быстро находила подход или получала представление о том, что могу делать, но с персоналом поначалу было сложно, потому что я просто ничего не понимала, а они не понимали меня, мы пытались как-то общаться при помощи жестов.

Сколько времени тебе потребовалось, чтобы улучшить языковые навыки?

Примерно спустя три месяца я могла более-менее общаться, я знала самые важные понятия, которые мне были нужны. Можно ли мне заходить в игровую комнату с ребенком или могу ли я гулять с ним, кормить ли мне того или иного ребенка, сажать ли в инвалидную коляску. Думаю, через полгода я могла в какой-то степени разговаривать. Благодаря моему русскому языку в школе это произошло относительно быстро.

Ты поддерживаешь контакт с кем-то из Санкт-Петербурга или из детского дома? Знаешь ли ты, как сейчас чувствуют себя дети, с которыми ты работала?

Да, я до сих пор поддерживаю с некоторыми контакт. С несколькими русскими волонтерами, которые были со мной в детском доме, с одной медсестрой и с другими людьми вне организации «Перспективы», с которыми я познакомилась. С тех пор, как я вернулась в Германию, я трижды посещала Санкт-Петербург, и каждый раз я также посещала детский дом. К сожалению, из детей в моей группе, я думаю, только двое остались живы. Все остальные умерли в последние годы.

Что тебе дало пребывание в России?

Сейчас я гораздо более благодарный человек, чем раньше. Мне кажется, я научилась тому, что можно жить очень хорошо и быть счастливым даже при невысоком уровне жизни. Помимо этого, я выучила русский язык и думаю, что стала более открытой по отношению к другим людям и, возможно, менее предвзятой по отношению к людям из других стран.

Что было самым сложным для тебя в тот период?

Первые шесть месяцев. Вначале были конфликты с сиделками. Я не хочу никого осуждать, но в начале часто возникали сложные ситуации. После того, как я стала лучше понимать их, а они стали лучше понимать меня, многое прояснилось, и в конце концов я смогла найти общий язык с большинством из них. Конечно, были те, с кем я ладила лучше, и те, с кем не очень, но это совершенно нормально.

Где ты находила мотивацию?

Я знала: то, что я делаю, имеет смысл, и мне нравится работать с детьми, и большую часть дня я общалась с ними, а не с персоналом. Но сама работа всегда доставляла удовольствие. А общение с другими педагогами и волонтерами всегда мотивировало меня.

Что было твоим самым прекрасным воспоминанием?

Когда Коля, ребенок из нашей группы, впервые по-настоящему рассмеялся. У него были многочисленные нарушения. Он с трудом передвигался и мало реагировал на что-либо. Мы каждый день с ним чем-то занимались, каждый день он брал меня за руку и в какой-то момент улыбался мне, и это было очень приятно. По поводу того, о чем ты спросила ранее: знаю ли я, как сейчас мои дети. Я была там еще три раза, я до сих пор иногда общаюсь с медсестрой. Мне очень жаль, но, по-моему, только двое детей из моей группы живы.