Меня спросили, могу ли я себе представить,
что поеду в Россию?
Я ответил: «О, Господи! Нет, с чего вы взяли?»

Беньямин, когда ты был в России, где конкретно ты был и что делал? И чем занимаешься сейчас?

Я был в Санкт-Петербурге с сентября 2001 по август 2002 года волонтером в Павловске в 33-й группе детского дома. Это та группа, что была внизу, может быть, кто-то еще помнит. В этой группе было много буйных мальчишек. Да, точно! Позже я изучал экономику. На сегодняшний день я журналист, несколько лет был корреспондентом в Москве. Сейчас я работаю редактором в ведомстве экономики Гамбурга.

Как тебе в голову пришла идея поехать в Россию? И как ты нашел организацию «Перспективы»?

Идея не приходила мне в голову (Смеется). У меня было так: я точно знал, что хочу проходить альтернативную службу за границей. Я подавал заявки во много разных мест. Хотел поехать во Францию, Италию, Гану и Австралию, которые были у меня в списке. Отправил заявку в организацию ICE в Дрездене. У них были вакансии в Западной и Восточной Европе, меня больше интересовала Западная. К сожалению, они мне отказали. Потом, сразу после Рождества, мне позвонили и сказали, что освободились места на ориентационный семинар, и, может быть, я хотел бы послезавтра поехать в Дрезден на пару дней? Я так и сделал, приехал туда, и меня сразу спросили, могу ли я себе представить, что поеду в Россию? Я тогда прямо ответил: «О, Господи! Нет, с чего вы взяли?». Меня тогда с Россией вообще ничего не связывало. Меня там ничего не привлекало. Но получилось так, что эти ориентационные семинары длились несколько дней. И потом, после того разговора, нам представили «Перспективы». Было несколько бывших волонтеров из Санкт-Петербурга, которые об этом рассказывали. Все это произвело на меня такое сильное впечатление, и я как-то сразу осознал, что это оно! То самое! Мы тогда сидели вечером с нашей группой в баре, и я сказал остальным: «Я знаю, что это звучит безумно, но мне кажется, я должен поехать в Россию! Я просто чувствую, что это правильно. Я никогда не работал с людьми с ограниченными возможностями, понятия не имею о России, ни слова не говорю по-русски. Я никогда не думал об этом, но это оно!». Так и оказалось, это было идеально для меня. Я ни разу об этом не пожалел. В конце концов я даже завис там подольше.

Да, я это прекрасно понимаю! И я тоже не хотел в Россию и вообще не знал русского. Меня тогда спросили: «Эй, Георг, как насчет России?». Я только сказал: «Не, лучше не надо». Сам я не хотел туда ехать, но организация сказала, что есть очень классная вакансия. Я попал в психоневрологический интернат, и мне там действительно очень понравилось. Теперь я тоже фанат России.

Незадолго до моей поездки в Россию я и понятия не имел, что когда-нибудь поеду туда. А теперь вся моя жизнь, в принципе, связана с ней. Это было замечательно. Я благодарен за то, что все так получилось, но все же это было безумной затеей.

А что ты знал о России? У тебя вообще было какое-то представление о стране до того, как ты поехал туда?

Я помню, что новости о России меня всегда пугали. Что-то про ядерное оружие, какие-то перевороты я еще хорошо помню. Что-то непредсказуемое. Я незадолго до этого прочел книгу «Черный манифест» (в рус. пер. - «Икона»). Это криминальный триллер, где в России творится полный хаос, все запутано, опасно и плохо. Вот такой образ России у меня сложился. Это не был осознанный образ, я просто впитывал отрывочную информацию, все эти клише, что меня до сих пор злит. Когда в нашей деревне недалеко от Бонна стало известно, что я собираюсь в Россию, многие люди пришли к моим родителям и сказали: «Вы обязательно должны отговорить Беньямина от этого! Мы уже узнали, кто такие русские, после войны». Мое окружение было шокировано моим предстоящим отъездом почти так же, как и я сам, но я просто подумал, что мне это подойдет, и что это будет приключение и что-то совершенно новое. Действительно сделать то, что тебе еще не с чем сравнить. И я знал, что Санкт-Петербург – замечательный и красивый город.

Какое у тебя было первое впечатление, когда ты приехал в город, и какое было впечатление от работы?

Мы ехали туда на поезде. Вернее, ехали на автобусе до Вильнюса, там пересели на поезд и целую вечность ехали по бескрайнему лугу. Прошла куча времени, прежде чем мы были на месте. Я жил в центре города, на улице Достоевского. Это недалеко от Владимирского проспекта. Я был потрясен красотой старинных зданий. Была прекрасная безоблачная погода, можно было увидеть много красоты. Я думал, что ускоренный курс русского поможет мне выучить язык. И вот я пошел в магазинчик на углу, супермаркетов тогда еще не было. Сначала нужно было сказать, что хочешь купить хлеба за 20 рублей и т. д. Для этого нужно было в совершенстве говорить по-русски, все запомнить, а потом подойти на кассу и суметь сказать: «У меня из этого отдела то-то и то-то, а из этого - вот это». Ну я сразу и вышел обратно, потому что ничего не понимал и не мог это сказать. Я тогда был в полном шоке. В то время без знания русского ты был абсолютно беспомощен. Ты сам не владеешь языком, ну и с тобой к тому же разговаривают грубовато. Отчасти это и был тот момент, когда я понял, насколько это важно, я засел за русский и много учил. Благодаря этому абсолютно чужой для меня мир открылся мне гораздо сильнее. Тогда он был для меня совсем чужой, а сейчас это часть моего дома.

Сколько времени ты потратил на изучение русского, прежде чем без проблем смог делать покупки в магазинах?

До сих пор учу! (Смеется) Но, если честно, прошло где-то полгода, прежде чем я почувствовал себя более или менее уверенно. Но и потом я еще периодически попадал впросак. Нам немножко преподавали русский, но качество было всегда разным. В общем, уже наступила весна, когда стало лучше. Я бы сказал, у меня была тяжелая зима. Но без этого никак. Эта поездка ведь не оздоровительная программа была. Но несмотря ни на что, это было классное время со своими взлетами и падениями.

Сколько еще волонтеров было с тобой, и удалось ли тебе установить контакты с людьми в России? Нашел ли ты русских друзей за тот год?

Я помню, что это действительно было немного сложно. Мне кажется, нас было человек 18 немцев. Между собой мы, конечно, много общались. Парней было не так много, в основном девушки. Поначалу я сильно страдал от того, что не мог найти контакт с людьми, потому что не говорил по-русски. Сначала мы многое делали по двое, по трое. В основном это были те, кто жил в одном и том же районе. Мне очень не хватало общения с людьми, но я пытался изо всех сил. К сожалению, я не очень одарен в плане языков, поэтому понадобилось время. Я начал в Павловске, там работало много энергичных пожилых женщин, которые были санитарками. И вот тебе 19, ты никогда не работал с людьми с ограниченными возможностями, не говоришь по-русски и пытаешься растолковать людям, что так нельзя. И дня не прошло, как у меня уже возникла напряженная ситуация с тамошней воспитательницей. Когда ты не мог ни поговорить, ни поспорить нормально, было очень трудно. Конечно, я тоже ошибался. Когда ты совсем юный приезжаешь из-за границы, то остро реагируешь на все. Санитарки, по крайней мере, в то время, лишь были жертвами той же системы. Из шести санитарок, что там работали, двое уже умерли, а им было лишь немного за пятьдесят. С другой стороны, тебе нужен этот непреклонный идеализм. Ближе к концу мы все уже хорошо ладили. Я по ним потом сильно скучал.

Что для тебя значило волонтерство? Что оно тебе дало? Чувствовал ли ты, что ты можешь что-то сильно изменить?

Да, у меня было ощущение, что, хотя я и был очень ограничен в своих действиях, так как не имею соответствующего образования, но тем не менее могу что-то кардинально изменить. Это был важный опыт, один из самых ценных в моей жизни, самое значимое, что я мог сделать после школы. Когда ты приезжаешь куда-то и видишь, что то, что ты делаешь, имеет значение. Я был тогда первым добровольцем в этой группе, это было отделение для лежачих. Не знаю, помнишь ли ты еще эти ужасные названия. Это была группа детей с множественными нарушениями. За тот год многие из них скончались. Там также было несколько групп с двумя-тремя детьми, которые были в лучшем состоянии: у них часто не было воспитателя. Одна из этих групп находилась на первом этаже. Там же была и группа, где было несколько реально хулиганистых мальчишек. Они были на досках с колёсиками или на колясках. Сначала меня определили туда, до этого там никого не было. Даже просто то, что я ходил с ними гулять или, например, двоих ребят я пытался учить читать, или когда они самостоятельно ели - сразу было видно, что что-то меняется. На пожертвования, собранные в Германии, мы разбили небольшой сад. Ощущение того, что ты можешь что-то изменить, невероятно повлияло на меня самого. И за это я бесконечно благодарен. Я оказался в нужное время в нужном месте, потому что есть такой замечательный проект.

Есть ли какой-то момент, который запомнился тебе больше всего?

Конечно, довольно много. Худшее, что со мной случилось -- это смерть, свидетелем которой я стал. Дело не только в самой смерти, но и в том, как буднично это было. Казалось, смерть ребенка не имеет значения. Например, был мальчик, у которого была водянка, из-за этого он не видел, плохо слышал, но несмотря на это, был невероятно жизнерадостным человеком. Я очень заботился о нем. Однажды ему было плохо несколько дней подряд, потом его уложили в кровать. Когда я в очередной раз проверил, как он, то кинулся к санитаркам и сказал им, что он не дышит. Они лишь спросили меня: «В смысле, не дышит?» В тот момент он действительно умер. Хуже всего было, когда врач интерната просто пожал плечами. Мне он нравился, хотя у многих с ним были проблемы. Вся его реакция была: «Ну да, это смерть». Когда речь зашла о похоронах, говорили только, что нужно проверить, есть ли у него родственники. Ужасно было это безразличие и то, как все происходило. Эта близость детского смеха и эта пропасть... Я часто думал об этом. Сначала ты видишь лучшее в человеке, а потом видишь бездну, о которой и не подозревал. Каждый год 12 апреля я до сих пор думаю об Олеге. Он был невероятно милым мальчиком. Я могу вспомнить тысячу других историй.

Как добровольческий год повлиял на твою дальнейшую жизнь?

Что ж, это не изменило мой карьерный выбор. Когда я шел туда, то уже знал, что хочу изучать экономику и хочу стать журналистом. Когда пришло время прощаться, и заведующая отделением спросила нас, чем мы хотим заниматься теперь, многие сказали, что хотят изучать коррекционную педагогику или медицину. А когда я заявил, что хочу быть журналистом, все взглянули на меня с удивлением. Так что в этом отношении ничего не изменилось. Но мой взгляд на мир невероятно изменился. Направление всей моей жизни сильно поменялось. Без этого опыта я бы не влюбился в Санкт-Петербург, не выучил русский и не смог бы там потом учиться. Я бы не прошел стажировку в московском офисе моего нынешнего работодателя, не устроился бы на эту работу и не стал бы корреспондентом. Я бы не совершил все те невероятные поездки, что делают корреспонденты. Благодаря этому я побывал в Украине. Благодаря этому я очень много всего повидал. Так что я вырос не только в течение этого года, но и продолжил невероятно сильно расти благодаря ему и позже. Все началось в Дрездене. Я отважился заглянуть за горизонт и получил от этого невероятную пользу. Я сошел с привычного пути моей семьи, и это того стоило. С человеческой точки зрения, это того стоило. Мое сердце стало намного богаче.

Да, я чувствую то же самое. Общаешься ли ты с волонтерами до сих пор и посещал ли ты с тех пор твое прежнее место работы?

Я общаюсь с несколькими волонтерами. Мы пишем друг другу два-три раза в год, но нужно учитывать, что прошло уже 20 лет. С некоторыми я общаюсь ближе. На летних каникулах я дважды ездил в Павловск, когда на работе было затишье, а в Павловске не было волонтеров. Мы тогда вместе ездили в поездки. К сожалению, мою группу расформировали, и она перестала существовать. Конечно, это было тяжело для меня, потому что я больше не мог следить за тем, как складываются судьбы подопечных. Из-за нашего расставания и нескольких смертей я немного потерял связь. Некоторые звонили мне каждые выходные, пока я был в России, это были те, кто был в лучшей форме и мог сидеть в коляске. Позже я записал судьбу одного из воспитанников и сделал статью, потому что его история очень вдохновляющая. Он был настоящим бойцом, он всегда хотел выбраться из интерната, и в конце концов это ему удалось.

Последний вопрос к тебе. Что бы ты посоветовал будущим волонтерам?

Не знаю. Это очень сложно, потому что я прекрасно понимаю, что это не для всех. Не все переживают это одинаково, не все возникающие ситуации были хороши и не всегда правильно во что бы то ни стало выдерживать все. Я помню случаи, когда каждую неделю умирал ребенок. Подобные вещи что-то с тобой делают, и это не всегда хорошо. Я думаю, нужно в конце концов прислушиваться к своему сердцу. Всегда должно быть ощущение, что это хорошо для тебя самого, и твоя собственная душа все еще в порядке. Нужно самому заботиться о себе. Может, все это звучит не так позитивно, но, пожалуй, это самое главное.

Текст – Георг Херольд