Ты же ничего не знаешь о России,
вот вообще ничего,
так почему бы туда не поехать?

Можешь рассказать, как ты нашел благотворительную организацию «Перспективы» и как принял решение поехать именно в Россию?

Я очень хотел проходить волонтёрскую службу в Ирландии. Я прибыл в организацию «ICE» в Дрезден, и все немного поменялось. Так что я был открыт для других пред-ложений, должен был поехать в Италию и уже получил подтверждение. Я обрадовался, начал учить итальянский, а осенью получил сообщение от «ICE», что с Италией не получается. Вместо этого мне предложили Польшу, Краков. Тогда я подумал: почему бы нет? Краков я знал, очень красивый город. Купил учебник польского, начал учить. Затем, летом 1999 года, началась подготовка в «ICE», где я узнал, что в Санкт-Петербурге «соскочил» один волонтер. Его приняли в вуз, и он не захотел продолжать службу. Освободилось место в Павловске, в то время большинство мест было там. Волонтеры, которые собирались поехать в Россию, мне очень нравились. И тогда я подумал: ты же ничего не знаешь о России, вот вообще ничего, так почему бы туда не поехать? Я спросил у отца Рита, могу ли я еще перейти на это место и отправиться в Петербург. А они в итоге очень обрадовались, потому что хотели обязательно закрыть все волонтерские вакансии в России. В результате я практически за 6 недель до отъезда еще раз сменил место и оказался в России. Так что намерений таких у меня точно не было, наоборот, это стало прыжком в неизвестность.

И какие преставления о России у тебя тогда были?

У меня совсем не было времени на подготовку. Из-за того, что всё случилось так внезапно, мне было совершенно некогда задумываться. До этого момента у меня не было почти ничего общего с Россией. У меня не было даже русского языка в школе. Правда, в то время я уже был членом отделения «Гринпис» в России. Поэтому знал кое-что об экологических проблемах в этой стране.

У тебя, наверное, было какое-то представление из СМИ?

Да, но ты смотришь в СМИ только то, что тебя интересует. А если ты не имеешь никакого отношения к России, то ты и не смотришь на то, что о ней сообщается в СМИ. Конечно, представлялась общая картина: морозные зимы, Красная площадь, Москва, храм Василия Блаженного, самовар. Всякие клише. Будучи жителем Восточной Германии, я имел дело с "Большим братом" из Советского Союза в детском саду и школе, но несмотря на это, не имел представления о том, что такое Россия. Я ещё тогда купил чайник и взял с собой в Россию, потому что не знал, смогу ли я там такой купить.

Здорово, и как прошел для тебя волонтёрский год в России? Каковы впечатления?

Все было очень интересно. Это была не только Россия как совершенно чужая страна с другой культурой и языком, который я сначала совсем не понимал, но и, конечно, сам детский дом. Детский дом в Павловске был совершенно удручающим местом, потому дети там были в очень плохом положении. Одно дело - это впечатление от работы, от того, что я нахожусь там, понимание, что там происходит, какова моя задача, что я могу там делать, а другое - жизнь. Но даже в те моменты Санкт-Петербург был фантастическим. Было здорово пожить в таком большом городе, ездить на метро и исследовать город с другими волонтерами. Все было очень увлекательно, но в то же время крайне напряженно. Вставали очень рано, в половине шестого утра, и ехали на электричке зимой в темноте в Павловск. Все это - новые впечатления. Эта темнота, этот холод, запах в интернате - очень напряженное было время.

Сколько времени понадобилось на то, чтобы привыкнуть к волонтерской жизни?

Это произошло довольно быстро. Мы были хорошей командой, и сопровождение было очень хорошее. В начале были еще Доминик, Илона и Марина Маневская. Мы довольно быстро поняли, что можем сделать очень много. Кроме нас и еще санитарки там никого не было. Мы достаточно быстро почувствовали, что необходима наша помощь. Это чувство было замечательным. В то же время это было огромной ответственностью. Если бы вы рано утром лежали в постели и зазвонил бы будильник, вы бы предпочли остаться в постели. Но тогда ты думаешь, что если останешься в постели, то все дети в группе также останутся в кроватях. Поэтому ты встаешь. Это было огромной мотивацией. Честно говоря, в течение первых нескольких недель я ел только хлеб с маслом, потому что ничего другого я не мог купить. Тогда были еще эти "отделы" в каждом магазине, и без знаний русского языка почти невозможно было ничего купить. Это заняло какое-то время, но самое главное всегда - это человеческие отношения. И поскольку человеческие отношения были хорошими, то я чувствовал себя комфортно и быстро ко всему привыкал, потому что мы были хорошей командой и потому что о нас хорошо заботились.

А какими были отношения с персоналом детского дома? Были ли конфликты?

Это зависело от конкретной санитарки. Там были санитарки, с которыми было очень сложно, потому что на самом деле они не хотели тебя там видеть. Были там и санитарки, которые были тебе рады. С последними было очень приятно работать. А с теми, которые были не рады твоему присутствию, нужно было просто как-то поладить. Это было иногда сложно. Конечно, было трудно только потому, что я хотел что-нибудь для детей, а не для себя. Я ничего не хотел для себя, речь шла только о детях. Я хотел, чтобы детям давали пить, а санитарка этого не хотела, потому что когда дети пьют, они мочатся, и тогда их приходится переодевать. Конечно, я только спустя некоторое время понял, почему санитарки так себя ведут, и что они так поступают не потому что они злые, а потому что в их мире у этого подхода есть свой смысл. Мы были не первыми волонтерами, поэтому уже знали, что с санитарками бывают разногласия, и знали их причину.

Откуда вы брали силы и поддержку, чтобы ежедневно выполнять эту сложную ра-боту?

Это внутренняя мотивация, которая, как я думаю, была у каждого волонтера, который был там. Я думаю, все они были сильно мотивированы. В Германии у меня замечательная семья, которой я все рассказывал и которая меня поддерживала. Мы, волонтеры, также очень поддерживали друг друга. У нас были реально хорошие отношения. У каждого был момент, когда человек принимал решение пройти этот год. Было понятно, что это будет всего лишь год, а когда я знаю, что это через год завершится, тогда все воспринимается иначе, чем если бы это было на всю жизнь. Поэтому я решил для себя, что пройду этот год, а потом ещё один. И не стал ежедневно спрашивать себя, продолжать ли мне или уже хватит. Собственно, я никогда не задавался этим вопросом.

В каком возрасте ты стал волонтером?

В ноябре 2000 года мне исполнилось 20. Это было здорово, я тогда поехал в Таллин. Я сел в поезд вечером, накануне своего дня рождения. На следующее утро уже был в Таллине. Весь день рождения я провел один, гуляя по Таллину. Вечером я был в пабе, а затем еще побывал на концерте. Поздно вечером снова сел в поезд и на следующий день прибыл в Петербург. Я вернулся в свою квартиру на Достоевской. Там лежали воздушные шары, на столе был торт и записка от остальных волонтеров: "Ааа, как жаль, что тебя не было. Мы тебя ждали."

И как прошла социальная интеграция в России? Ты общался с другими русскими, кроме тех, что в организации?

Это было очень, очень сложно. Мне было неимоверно сложно, потому что я очень плохо знал русский язык, и мне было сложно познакомиться с русскими за пределами работы. На самом деле мне совсем это не удавалось. Конечно, в Санкт-Петербурге я встречал других иностранцев, и мы вместе даже чем-то занимались, но с русской молодежью мне не удалось познакомиться. У других было точно так же. Они тоже не завели друзей. Не получилось.

Ты еще поддерживаешь контакт с теми волонтерами?

Да, с некоторыми я еще поддерживаю связь. Например, с Маргарет. Мы виделись не-давно. Она живет не так далеко от меня. Я также поддерживал связь с Ханной и Сю-занной. Правда, стоит сказать, что периодически контакт терялся. Но за последние 3-4 года общение снова немного наладилось, и в прошлом году я даже хотел, чтобы мы снова встретились. Ковид помешал в результате, но если будет возможность в этом году, то я определенно хочу пригласить тех, с кем был тогда в Петербурге.

Как ты думаешь, что-нибудь поменялось во время твоего волонтерского года? В дет-ском доме, например?

Я добился некоторых результатов с некоторыми детьми. Знаешь ведь, как это бывает, когда один ребенок научился есть ложкой, другой - сидеть или ходить. Это были такие небольшие изменения, такие маленькие индивидуальные истории большого успеха. Помимо этого, я вижу себя просто частью команды, частью развития, происходившего на протяжении последних 20-25 лет. Как и все остальные, я был частью этой истории.

Довольно часто волонтеры не замечают таких незначительных шагов. Ты подмечал эти изменения на протяжении года или разглядел только спустя некоторое время? Были ли они мотивацией для работы?

Конечно, они были тогда каждый раз огромным праздником. Тогда было так, что кто-то из нас, волонтеров, влетал в игровую комнату и сообщал: "Саша первый раз сам держал ложку!" или: "Таня впервые прошла два шага!" Это были очень важные вещи, которым мы вместе радовались. Они нас, безусловно, мотивировали, однако в то же время у нас часто возникало ощущение, что этого слишком мало. И очень часто мы были разочарованы тем, что ничего не менялось. Прежде всего, не менялись основополагающие вещи. Как и раньше, пятнадцать детей, как и раньше, нехватка подгузников, одежды и людей. Естественно, это приводит к ощущению отсутствия прогресса. За исключением того, что мы могли сами наблюдать у отдельных подопечных.

Ты уже много лет в "Перспективах" и наблюдаешь те изменения, которые происходят, например, в Павловске, а также в других местах. Что означают для тебя эти изменения?

Я замечаю много изменений. Я мог бы перечислить много индивидуальных успехов, однако вынужден сказать, что все же очень удручает, насколько всё медленно. Это реально невероятно медленное и постепенное движение. Но, конечно, это происходит
из-за того, что все взаимосвязано. Определенные условия в таких детских домах меняются только тогда, когда меняется само общество, государство, правительство и так далее. В частности, когда меняется представление о людях с ограниченными возможностями, о том, какое положение они занимают в обществе. Это очень
комплексные изменения, и по сравнению с другими странами в России они идут очень медленно. Я никак не могу влиять на этот процесс, но думаю, что многое уже изменилось, в том числе в лучшую сторону. По крайней мере, в Павловске на сегодняшний день дети живут намного лучше. Конечно, я не знаю, что происходит в других детских домах, за Уралом, например, однако мне кажется, что там все еще не так гладко. Потому и говорю, что все идет очень медленно.

Да, это верно, но все же хотя бы эти маленькие изменения есть.

Не только маленькие, большие тоже. То, что такие дети начали ходить в школы, расширение штата сотрудников, а также стремление к тому, чтобы эти дети жили в семейных условиях и прочее - огромный прогресс. На это следует смотреть таким образом: когда-то существовало мнение, что эти дети ничего не стоят, что им нужны только еда, питье и кровать. Якобы им не нужно большего, у них нет других потребностей. Переход от такого мышления к осознанию, что этим детям нужна семья, это уже разворот на 180 градусов.

Ты следишь за тем, как дела у твоих подопечных сегодня?

Дети, которые были в моей группе, например, Боря или Костя Саламатин, конечно, я отслеживаю, что с ними. Я всегда их навещаю, когда приезжаю в Россию. Маша, которая скончалась в Петергофе в декабре, тоже была в моей группе. Так что определенно есть несколько детей, которые уже выросли, о которых я знаю, где они сейчас, что они еще живы и как у них дела.

А почему ты решил остаться волонтером на второй год? Возвращался ли ты в Герма-нию или два года не выезжал из России?

Когда первый год моей работы волонтером подходил к концу, я стал обдумывать возможность остаться. Причина в основном была в том, что было ощущение, что в Петербурге я ещё могу сделать что-то значимое. Кроме того, я не представлял, что буду делать, когда вернусь в Германию. Разумеется, я мог пойти учиться. Но чувствовал, что мне было бы интереснее остаться здесь, потому что я хотел помогать и дальше. Это было в то время, когда российская организация делала свои первые шаги, и именно тогда я для начала обсудил свою мысль с Маргаретой. Она посчитала, чтобы было бы хорошо, если бы я ещё остался. Потом я поговорил с представителями "ICE", и они выразили готовность как бы продлить мою альтернативную гражданскую службу Добровольным социальным годом. И тогда я даже не поехал на заключительный семинар, а просто остался в России. Так и вышло, что я провёл здесь ещё второй год, пусть и неполный, но до июня я был в России.

И на второй год у тебя было столько же мотивации?

Моя мотивация никуда не делась. Конечно, моя роль изменилась. Тогда прибыла новая, очень большая группа волонтеров. В ней было пятнадцать человек. Тогда я уже часто работал в офисе, вводил в Павловске в курс дела свою преемницу, иногда работал в Петергофе, а ещё сопровождал мальчика в одной семье, возил его раз в неделю на терапевтические занятия. Я занимался разными вещами. Вообще я скорее был во всех проектах сразу, чем в каком-то одном. Я даже один раз организовал большую поставку гуманитарной помощи. В Германии мы тогда собрали тридцать тонн гуманитарного груза. Это были кровати, матрасы, инвалидные кресла, стиральные машины и бинты. Всякие разные вещи. После этого мы поехали в Россию на двух больших грузовиках. Это было примерно в апреле - мае. Мы разгрузили все в Петергофе. В общем, это было еще одно большое дело, которое я организовывал параллельно.

Как получилось это сделать?

С организацией мне помогли иоанниты. Это объединение в Германии, которое среди всего прочего занимается санитарными перевозками. Есть немецкий Красный Крест, есть Мальтийская служба помощи и иоанниты. Они нам помогали, собирая необходимые вещи в Германии. Через какое-то время я и сам прилетел туда, а затем проехал через всю страну на грузовике, чтобы собрать вещи из домов престарелых, больниц, если в них уже не нуждались. Так что у меня был очень насыщенный год.

А каково было вернуться в Германию после этих двух лет? Тебе понадобилось много времени, чтобы привыкнуть?

Должен сказать, что по прошествии двух лет возвращение прошло хорошо. Если бы я вернулся в Германию после первого года, то у меня было бы чувство, что мне вообще-то ещё не хочется здесь быть. Но после двух лет я уже был обессилен, и было хорошо снова оказаться в своей стране. Тогда я уже радовался. Потом в Лейпциге я начал изучать политологию, и это тоже доставляло удовольствие. Там я вскоре познакомился с парнем, тоже студентом, который, как и я, только что вернулся из-за границы после двух лет пребывания там. Он был во Франции. Мы быстро подружились и по сей день остаемся лучшими друзьями. Тот факт, что мы оба только что провели по два года за границей,
как-то сблизил нас. Это был наш общий опыт. Это было очень хорошо, а еще Лейпциг красивый город. Одним словом, все это радовало. Параллельно я продолжал поддерживать связь с Санкт-Петербургом. А позднее начал организовывать встречи волонтеров в Германии. Каждый год мы съезжались где-нибудь в центре Германии, в каком-нибудь замке или на турбазе. Тогда все волонтеры собирались вместе. Эти времена занимают отдельное место в моем сердце.

И как долго ты уже работаешь в немецких «Перспективах»?

Когда я вернулся, я вступил в немецкие «Перспективы», потом просто начал осматриваться, чтобы определиться, чем там можно заниматься. А затем с 2004 года я стал председателем «Перспектив» и начал всё сильнее углубляться в вопросы немецкой организации... Скажем так, это сообщество было, скорее, просто группой людей, которые поддерживали Маргарету и то, что происходило в России. Тогда я решил попытаться привнести туда немного жизни. Поэтому с тех пор, как я вернулся из России, я стараюсь многое делать в немецкой организации.

Что вдохновляет тебя в работе с волонтерами?

Мой личный опыт, а также понимание того, что эта волонтерская служба очень хорошее и значимое дело. Волонтер помогает людям, которые нуждаются в этой помощи. Кроме того, это очень полезный опыт для волонтеров любого возраста, он также дает возможность познакомиться с культурой других стран. Там начинаешь лучше понимать других людей, именно поэтому волонтерская деятельность имеет столько положительных сторон. Я думаю, что она заслуживает всяческой поддержки.